ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ КАК ШЕДЕВР

Наталья ДУБРОВИНА, пресс-секретарь Московского союза художников

Из своей детсадовской жизни я помню такое задание - называлось оно "Рассказ по картине". Не знаю, практикуют ли современные методики подготовки дошколят нечто подобное, но в середине 70-х репродукции Яблонской, Пименова, Пластова, Решетникова и "наводящие" вопросы воспитателей вызывали у нас бурный поток сознания, который всецело поглощал первоисточник, уводя в дебри коллективного (и вполне бессознательного и безответственного) словотворчества. С тех пор у меня в глубине души жила надежда вернуться к той изначально неверно поставленной задаче и изменить её условия, приняв жанровую картину не как основу для дальнейшего повествования, а как самостоятельную культурную ценность.

Принято считать хорошим тоном иронизирование по поводу решетниковской "Опять двойка", и даже тончайший Соломаткин смещён в сознании бонтонного зрителя на периферию художественной культуры. Но жанровая картина - не причуда вербальности культуры XIX и первой половины XX веков. Сюжетная, или жанровая, живопись - очень радикальный проект, реализованный более или менее традиционными средствами. В этом проекте есть всё: свобода интерпретации, социальное начало и индивидуальность, он в меру демократичен и в меру критичен. Художественный проект под названием "Жанровая картина" обязан своим рождением русской литературе XIX века со всем присущим ей гуманистическим пафосом, и только конец XX века освободил жанровую живопись от клейма вторичной повествовательности.
      В основе жанровой картины несомненно лежит концепт. Какой бы мрачной и жестокой ни была реальность, искусство реабилитирует её, придавая осмысленность самой невзрачной действительности. Художник возводит быт в ранг художественного исследования, жест наполняется сакральным смыслом, обыденное мифологизируется. Если мы стремимся к тому, чтобы существовать в пространстве культуры, то кратчайший путь к этому -позволить художнику поместить частную жизнь в плоскость художественного творчества. Каноническая "Семья" В.И.Иванова (1945 год) со спокойным достоинством наследует художественный язык иконы и фрески, композицию "Тайной вечери". В жанровой картине сильно субъективное волевое начало, и вопреки обвинениям в гражданском задоре жанр глубоко персонифицирован.
      Недавно один известный живописец убеждал меня в том, что в последние 30 лет последовательно происходило угасание тематической сюжетной картины как особого жанра. Это тем более удивительно, что современная жизнь даёт огром- ное количество поводов для создания таких картин. Художник не может оставаться бесстрастным и безразличным бытописателем даже в самые благополучные времена, и его произведение - это всегда высказывание о жизни, либо социально окрашенное, либо личное. Чем необычнее, ярче личность художника, тем неожиданнее и свежее его суждения. Это отнюдь не спонтанное воспевание собственного бытия. Мы встречаем разные типы художественного дарования, разные темпераменты художников: кто-то не мыслит жизни без формальных экспериментов, кто-то углублён в тихую созерцательность.
      Новые картины Виктора Глухова "Ира с Мусей" (2004 г.), "На даче" (2001 - 2002 гг.) и "Московский интерьер" (2005 г.) Валерии Шапошниковой - камерные, очень живописные, поэтизирующие близкое и дорогое. Нарциссичность, в целом свойственная любому художнику, побуждает его пристально вглядываться в окружающее, замечать трогательные подробности жизни, а способность "увидеть в капле океан" вносит ноты подкупающей, подлинной человечности. Современный жанр уравнял в правах высокую культуру и повседневность, он искренен, прост и нейтрален, как случайный, но доброжелательный наблюдатель. Последние работы В.А. Глухова и В.С.Шапошниковой - изысканная живописность в царстве состояния, события, отношения.
      Если художник пишет жанровую картину, то сегодня этот жест, скорее, из области эстетического отношения искусства к действительности, так как, к большому сожалению, культура и жизнь существуют в плоскостях, почти никогда не пересекающихся друг с другом. Профессиональная художественная среда в этой ситуации неизбежно замыкается на себя, воспроизводя и воспевая собственную жизнь средствами искусства.
      Для многих живописцев по-прежнему актуальным остаётся прежде всего вопрос о социальном, историческом и нравственном контексте произведения искусства, о той среде, в которой зарождается и эволюционирует художественный поиск. Линия, представленная наиболее темпераментными произведениями, продолжает великие критические традиции русского искусства. Среди самых ярких произведений этой тематики хочется выделить новую картину "Старухи" (2005 г.) совсем молодого живописца Александра Глухова. Картины Глухова, чьим учителем является классик русского искусства Павел Никонов, - метафорическое решение социальной и национальной темы. Обращение к метафоре делает визуальный образ глубоким и сочным и вместе с тем лаконичным, переводя его из бытовой плоскости на более высокий уровень символа и знака. За эстетикой А.Глухова прослеживается европейская традиция жанровой картины XVII века с её гротескной трагедийностью. Одновременно отстранённый и страстный, Александр Глухов демонстрирует осмысленность живописной стратегии, потому что эта стратегия означает позитивную позицию и утверждение в искусстве вечных ценностей, свободных от тотальной иронии конца тысячелетия.
      Если принять, что "каково время, таково и искусство", то "Письмо с фронта" (1947 г.) лауреата Сталинской премии А.И. Лактионова стоит в ряду нравственных утопий. Но неплохо бы вспомнить, что в 1948 году именно эта картина критиковалась за "формализм и натурализм"! Герой Лактионова - в сущности "Человек, улетевший в космос" Ильи Кабакова, не вынесший тягости и косности бытия, только у Лактионова герои улетают в мир душевного покоя, прозрачности и солнечных бликов, ведущих свою генеалогию от поленовского "Московского дворика". У А.И.Лактионова места трагедии и драме в солнечном мире нет.
      То, что жанровая картина далеко не всегда придерживается положительно-умиротворённого взгляда, мы видим у современных художников. "Письмо с фронта" Александра Лактионова и "Инвалид" (2005 г.) юного Максима Глухова - два полюса одной темы. "Инвалид" М.Глухо-ва - вещь приблизительно жанровая, здесь явное размыкание границ жанровой принадлежности. Художник частный случай обобщает до масштаба вселенской трагедии. Художник - не только пловец в океане культурной традиции, он навигатор. "Инвалид" М.Глухова, как и "Семья" В.Иванова, - пример жанровой картины при отсутствии сюжета и событийности.
      Сегодня жанровая тематическая картина продолжает лучшие традиции московской школы живописи. Яркие, темпераментные высказывания молодого художника о жизни особенно ценны. Их мало, но они есть, и именно они задают уровень разговора о тематической жанровой картине.
      Если сталинская эпоха была апогеем праздника, то следующая эпоха оставляет впечатление такого острого юношеского предвкушения "праздника жизни", когда "здорово, что все мы здесь сегодня собрались" в ожидании небывалой радости. "Встреча Нового года" Т.Г.Назаренко (1976 г.) - это всеевропейская традиция изображения празднества, застолья. В этой теме художнику всегда была и будет интересна тема человека толпы и человека в толпе, тема одиночества и даже такие сугубо профессиональные задачи, позволяющие блеснуть мастерством живописца, как проблема вечернего освещения, сочетание искусственного и естественного света...
      Мы по-прежнему ждём занимательного рассказа от живописного произведения и, когда не получаем ожидаемого, порой произносим сакраментальное: "Ну и что он (художник) хотел этим сказать?". А он просто хотел сказать, что "обалдел" от красоты того, что увидел, и любой пересказ "своими словами" необязателен, если есть Картина.
      Время идёт и уходит, и уже никто никогда не напишет с натуры московскую коммуналку середины 60-х. А если напишет, то это уже будет не жанровая, а очень-очень историческая картина...