О НАЗНАЧЕНИИ ТВОРЦОВ В ЭПОХУ РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКИ

Он похож на цыганского барона - как мы себе это представляем: со жгучими чёрными очами и благородно седыми кудрями. Носит широкополую шляпу. В руке у него всегда книга: Ж.Амаду или Л.Петрушевская, "Жизнь двенадцати цезарей" Петрония или "Чемодан" Довлатова, а то и трактаты Спинозы - читать в метро.

C утра он хмур, ворчлив и озабочен: как-то пройдёт день? К вечеру его можно найти в кафе за чашкой чая, стаканом колы или за пианино: проигрывает знакомым свои новые композиции. Новых композиций много -только за последние годы написано штук двенадцать. Ни на диске, ни в виде нот они пока не существуют - только в голове и в пальцах автора-исполнителя. А ещё есть песни... А ещё опера... Есть диск, записанный пять лет назад. И музыка к кинофильмам - их часто показывают по телевидению в новогодние дни ("Убить карпа", "Кто приходит в зимний вечер", "Юбилей" и много ещё других). "Иронию судьбы" эти фильмы, увы, не заменят, но песни на стихи А.Володина, А.Ахматовой, А.Блока остаются праздничным воспоминанием.
     Он любит говорить, что родился в один день с Пушкиным - 6 июня. "И ещё, - добавляет, - в один день с Арамом Ильичом Хачатуряном. Он, кстати, тоже сын сапожника...". "Тоже" относится, конечно, не к Пушкину, а к нему самому, Амаяку Моряну.
     Родился Амаяк в Батуми, закончил консерваторию в Ереване, живёт в Москве. В его жизни много случайного и как будто необязательного для музыканта. В консерватории учился 12 лет - с перерывами на армию, на прогулы и следовавшие за ними исключения. В это время помогал отцу шить туфли и ездил их продавать по всему Союзу. Возил в Ташкент мандарины - экспортный товар грузинских субтропиков. Так и стоял на базаре - наводил тряпочкой лоск на круглые бока золотого фрукта и записывал ноты в тетрадь с пятью линейками. Один из покупателей, улыбаясь, спросил: что, мол, пишешь? Амаяк отмахнулся и показал на мандарины - вот он, товар! Покупатель оказался музыкантом, заслуженным артистом республики Ильясом Малаевым, и скоро Амаяк работал на ташкентском радиотелевидении вторым дирижёром. Год там проработал, потом, с отличной производственной характеристикой, вернулся в Ереван - доучиваться. Был тапёром в ереванском цирке, ездил на гастроли - путешествия формируют молодость, говорят французы. Цирк пришёлся ему по душе. На каждом представлении Амаяк падал от смеха, глядя на выступления клоунов, - буквально, падал со своего стула за роялем. Хорошо, что клоуны обходились без аккомпанемента.
     Даже в пору своей во всех отношениях бурной молодости он сочинял музыку. Конечно, выпускнику консерватории полагается написать симфонию, концерт, сонату и прочий классический репертуар - мама до сих пор хранит пожелтевшие листочки с опусами обязательной программы. Но для себя Амаяк выбрал формы, более соответствующие его темпераменту и, как он полагает, стремительному темпу XX века: песню и инструментальную миниатюру. Песни писались на стихи Микеланджело и Сент-Бёва, Пушкина, Теккерея, Эминеску, Гр.Абашидзе и М.Глезоса. Иногда брал полюбившееся стихотворение из газеты, иногда, под настроение, сам сочинял рифмованные строки вместе с приятелем. Его песни очень разные и очень неожиданные. У них яркая мелодия, широкое дыхание морского прибоя и возвышенность чувства. К песням уже проявляли благо-склонный интерес И.Кобзон, С.Ротару, В.Толкунова, уже намечались творческие проекты с молоденькой Тамрико Гвердцители... но случилась перестройка.
     Адаптировался к изменившимся условиям Амаяк трудно. Со всеми издержками творческой личности и армянского характера. Очнулся в 2000-м году в Москве, в однокомнатной "хрущёвке" на окраине. На плаву его удержала музыка: что бы ни случалось, он помнил, что должен "творить красоту", уверенный, что Бог имел в виду именно это, когда разрешил 15-летнему "береговому" (так называли себя батумские аборигены) мальчишке сочинить свой первый концерт. Он творил красоту, а красота творила его - значительность его облика говорит о каких-то потаённых глубинах личности и о нелегкой её устремленности к свету. "Пространство света" - не случайно так назывался один из его концертов.
     Почему-то под определение современного искусства часто попадают произведения или безнадёжно скучные и усложнённые, или шокирующе-уродливые, так что само это название вызывает трепет в душах воспитанных на классике мирных граждан. XX век поработал на совесть: мир классики он попытался разрушить до основанья, а затем... А затем, в XXI, пришла пора преодолеть распад гармонии и построить что-то новое, что-то, в чём можно существовать. Потому что индустриальный шум, перемешанный с обломками диссонансов и исполненный на электропиле, - неподходящая музыкальная среда для живого человека.
      "Мое направление - этномодерн", - говорит композитор. Он сам придумал это название, вполне объясняющее особенности его музыки: этническая мелодика проступает в современных ритмах и романтичных интонациях его инструментальных миниатюр. Эта форма интересна современному зрителю, она демократична и в то же время противостоит "попсе", зачастую принижающей публику до уровня оголтелой дискотечной тусовки. Пьесы-посвящения, импрессионистические фантазии, пьесы-танцы с яркой и своеобразной ритмико-мелодической основой - все они имеют лаконичный музыкальный сюжет, яркую эмоциональную драматургию и заставляют слушателя волноваться, радоваться, грустить, наслаждаться, то есть в полной мере переживать прекрасное.
     Жанр миниатюры свойствен армянскому искусству. Удивительные живописные иллюстрации к Библии, айрены средневековых поэтов при всём своём наивном своеобразии несут явный отпечаток Востока и в то же время тяготеют к христианской Европе. Орнаментализм, тщательная отделка элементов заметны и в миниатюрах Амаяка Моряна, сочетающих современное мышление с национальным характером.
     Кто-то находит в его музыке отголоски джаза, кто-то - классики, кто-то называет его импрессионистом, кто-то - романтиком, а кто-то - этником... и все правы! В классике - глубина и гармония, считает композитор, в романтизме - экспрессия, а ладовая, этническая основа актуальна всегда: из неё вышли и Бетховен, и Чайковский, и Гершвин, и Таривердиев, и американский блюз, и песни Битлз. Не случайна же нынешняя популярность музыкального фольклора - от кельтских напевов до Бреговича и от фолк-рока до японских барабанов.
     Он давно мечтал об эпической форме - написать бы что-то яркое, героическое, вроде балета "Спартак"!.. Не хватало либретто. Однажды, раскрыв подаренный поэтессой Е.Исаевой сборник стихов, Амаяк прочитал поэму с подзаголовком: "Наверное, опера...". Поэма называлась "Давид и Вирсавия". Дело не в подзаголовке, а в том, что стихи понравились. Библейский сюжет оказался таким сильным импульсом, что уже через неделю была готова ария Давида. "Давид и Вирсавия" - история о любви, о грехе и падении великого царя, об осознании им своей вины и смирении перед Господом и о женщине - вечной виновнице и жертве его страстей. Опера писалась полтора года - композитор не спеша уточнял тексты мелодий, переписывал, отделывал музыкальные монологи, дуэты и танцы. Очень жалел, что в поэме не нашлось места большим хорам, сценам сражений, что-то присочинял, узнавал, как звучит на иврите заповедь, нарушенная царём Давидом...
      "Сейчас не пишут опер! - сокрушается он. - Все театры ставят "Травиату", "Кармен", "Бориса Годунова", а новых опер нет даже в "Новой опере"! Верди - гений, но оперной сцене нужна современная энергетика".
     Оперу "Давид и Вирсавия" вы не найдёте сегодня на столичных афишах. Амаяк Морян может писать музыку, но не умеет вписываться в рыночную ситуацию. Опера ждёт своего постановщика (вернее сказать, продюсера), а пока арии из неё с удовольствием исполняются молодыми вокалистами на концертах и творческих вечерах композитора.
     Может быть, больше повезёт мюзиклу? Это происходило вечерами в уютно-богемной атмосфере Булгаковского центра: поэт Юрий Юрченко ставил на пюпитр тексты своего мюзикла "Мафиози", композитор садился за инструмент, наигрывал мелодии, набрасывал ритмы, певица Татьяна Петрова пропевала отрывки... Так за три недели родилось произведение очень яркое и смешное, каждая ария из которого готова стать хитом.
     ...Три дела возложены на поэта, писал А.Блок в статье "О назначении поэта" в 1920 году, - "во-первых, освободить звуки из родной безначальной стихии, в которой они пребывают; во-вторых, - привести эти звуки в гармонию, дать им форму; в третьих, - внести эту гармонию во внешний мир". С первыми двумя поэт (художник, композитор) справляется сам, в третьем ему, как правило, препятствует общество. Так всегда было. Была цензура, были худсоветы, сейчас установился институт продюсеров. С цензурой научились ловчить; с худсоветами всё-таки можно было разговаривать - в их составе были профессионалы, понимающие, о чём речь; продюсер знает только товарно-денежные отношения и имеет своё представление о прекрасном, то есть о продукте, который можно продать публике с максимальной выгодой. Формат, пиар, брэнд, бизнес-план - на этом поле художник (композитор, поэт) у продюсера никогда не выиграет. Амаяк Морян играет на своём - на чёрно-белых клавишах. Он дружит с Ван Гогом и Бетховеном, Пастернаком и Маркесом. Его любят женщины и коты. Когда-нибудь (и скоро, может быть!) его полюбит большая публика - публика телевидения, концертных залов и оперных театров. Он в это верит, ведь "весёлые истины здравого смысла", провозглашённые поэтом, актуальны и нынче: "... не следует давать имя искусства тому, что называется не так; для того, чтобы создавать произведения искусства, надо уметь это делать".
     Может быть, здравый смысл победит?

Карина ЗУРАБОВА