НОВОЕ РУССКОЕ НЕБО

Карина ЗУРАБОВА

Новая экспозиция Государственного литературного музея посвящена духовным исканиям русской литературы. "В начале было Слово" - напоминает нам надпись при входе в залы, "…и Слово было Бон", - заканчиваешь, следуя долгим путём за рукописными, первопечатными книгами, букварями и "Апостолами", изданиями Новикова и Радищева, мимо портретов Петра и Державина, Ломоносова и митрополита Платона - туда, к золотому, коренному, классическому XIX веку нашей литературы.

Экспозиция А.Тавризова, как всегда, построена по принципу свободной ассоциации и чёткой идеи. Поэтому в центре зала - макет Оптиной пустыни, духовный центр христианской России, куда, "в соседство Бога", так или иначе стремились её писатели. А по углам - четыре столпа, поддерживающие её "культурное небо": Пушкин, Гоголь, Лев Толстой, Достоевский. Вокруг них и формировалось духовное поле нации, её интеллектуальная, ментальная, общественная жизнь.
     Под сенью Пушкина оказывается вся Александровская эпоха с её романтизмом, Байроном, доставшимся по наследству Лермонтову, с Борисом Годуновым, унаследованным от Карамзина, с Демоном, отозвавшимся трагедией Врубеля. С Гоголем соседствует Чаадаев, от него идёт московская традиция, славянофилы, русская идея - всё это тоже прорастает в XX век и остаётся актуальным и нынче.
     А кто там возле Достоевского? Ницше, тот самый чёрт, что дразнил Ивана Карамазова. Инженерный замок, место учёбы и напоминание об убийстве Павла, Библия, подаренная Достоевскому жёнами декабристов по пути в Петровский завод... А вот Александр II, царь-освободитель, царь-мученик, убитый предсказанными бесами. Знаете, что за изображение висит на стене, в интерьере известной картины "Не ждали"? Портрет Александра II в гробу, очень популярная была гравюра.
     В неожиданном контексте появляется Жуковский - не как побеждённый учитель Пушкина, а как наставник наследника, всё того же будущего Александра П. Во время путешествия по России цесаревич посетил ссыльных декабристов - и после этого, в 1846 году Николай I облегчил им жизнь, перевёл на поселение. По просьбе сына, воспитанника Жуковского.
     Традиция русского "самиздата" - первое издание "Горя от ума" с цензурными купюрами, куда вклеивали давным-давно от руки переписанные страницы. Эти же навыки пригодились уже при Толстом - в цензурированное "Воскресенье" так же вклеивались рукописные листы, Бог весть как, известные просвещённому читателю. При советской власти вопрос решался более радикально: вклеивать листы "Архипелага Гулаг" было некуда, но так же радикально поступал и просвещённый читатель - на машинке перепечатывал роман полностью.
     Следующий зал - серебряный век, по существу ренессанс века золотого: Брюсов, Мережковский, С.Булгаков, Бердяев - комментаторы и издатели Пушкина, Гоголя, Толстого.
     Первая мировая война. Оказалось, что, кроме сапог и сухарей, солдатам нужна была какая-то культурная пища - и издали "Левшу" Лескова. Точное попадание в контекст! (То же произошло во время Великой Отечественной с полузапрещённым Есениным.)
     Октябрь 1917 года. Цитата из писания: "И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали...". Блок, Есенин, Маяковский осмысливают эту новую землю и новое небо, обживают. Тяжело, пусто, неуютно. Они становятся жертвами эпохи, но древо великой литературы - "у лукоморья дуб зелёный" - живёт, прорастает сквозь громаду лет новыми побегами. Цветаева, Ахматова, Пастернак, М.Булгаков, А.Солженицын. И - новые времена, перестройка. Новые издания старых авторов: митрополит Антоний, С.Булгаков, Флоренский. Всё вернулось на круги своя.
     Литературный музей мог возникнуть только в России. Наша история, наш национальный характер формировали литературу и формировались ею. Звание писателя сакрализовано не указом царя и не декретом совнаркома - это российская реальность. Наша словесность - не Агt poetique; роение и не марксистская "надстройка", а главное национальное достояние. В 1934 году, когда учреждали музей - единственный в мире! - это понимали.
     Сейчас решили книги продавать в супермаркетах, а писателями называть производителей "печатного фаст-фуда". Люди, выросшие до перестройки, заключают, что литература умерла, а нынешние школьники не понимают, зачем эту "бодягу" специально изучать, потому что разницы между Акуниным и Чеховым не улавливают. А что? Умные взрослые их даже под одной обложкой издают.
     Нелегко нам придётся опять обживать новое небо и отнюдь не в алмазах, но есть музей - дом, где сокровища смогут пережить смутное время и нам помогут. У каждого экспоната в зале XIX века можно проводить по 6 часов уроков, занятий, бесед, а в музее около миллиона единиц хранения. Это не только книги и рукописи, это и живопись, и рисунки русских писателей, их вещи, и фотографии, и сохранённые голоса - всё это собиралось веками, береглось, а нам досталось просто так, даром, по праву рождения.
     С 1972 года Литературный музей занимает помещение Высоко-Петровского монастыря. В 1994-м президент Ельцин велел передать монастырь Московской патриархии, а музею предоставить другое помещение. Музейные работники вполне готовы отдать богу богово и, даже не дожидаясь выполнения второй части указа (о предоставлении помещения), потеснились и уступили патриархии пять экспозиционных залов. Дальше дело за правительством - переселить музей на новую квартиру. Трижды музею делались заманчивые предложения: первый раз предлагалось перебраться в сплошь застеклённое помещение, практически без стен, на 6-м этаже мебельного салона, во второй - подселиться к Российской государственной детской библиотеке, в третий - разместиться в полуаварийном здании с протекающей крышей. Предлагались и другие варианты, столь же заведомо неприемлемые.
     - Вопрос должен ставиться не "Что дать музею взамен Нарышкинских палат?",- говорит Наталья Владимировна Шахалова, директор музея, - а "Как должен существовать в России литературный музей?". Нам предлагают негодные здания и рапортуют - вопрос решён, литмузей обеспечен. А это не годится! Мы должны гордиться культурными ценностями, мы должны беречь их. Не прачечный комбинат переезжает, а государственный Литературный музей!
     В её кабинете под белыми сводами на видном месте стоит "Благодарность Президента Российской Федерации" - "За многолетнюю... плодотворную...". Трезвонит телефон - я невольно узнаю, что в Трубниковском открылась выставка фотографии, что вчера был суд, что в доме Аксакова надо установить металлические двери и провести проводку, купить штапель и карнизы...
     - Литературному музею необходим комплекс площадью 9000-11000 квадратных метров - для экспозиции, фондов, выставок, лекционных залов, реставрационных мастерских и технических служб, - продолжает Наталья Владимировна. - Нет такого здания в нашей великой стране, не находится. Все старинные особняки - дворец Юсупова, дом Дениса Давыдова, усадьба Бегичевых - банками заняты, строительными фирмами, коммерческими структурами. А ведь банк, даже самый важный, можно разместить в современном здании. Мы согласны и на 1000 кв. м в центре города - как на временную меру, до окончательного решения вопроса, - потому что музей не может не существовать!
     Наталья Владимировна очаровательна, неутомима и стойка, потому что знает: она охраняет русскую литературу. Ей много лет, и она знакома с реальностью, в которой бюджетная организация не может конкурировать с коммерческой, а рубль дороже слова, потому как в то, что "Слово было Бог", наши истово религиозные правители не верят. Но пора же им понять, что в демографической политике важно не только количество детей, но и их качество, то есть воспитание и образование, которое в России без участия русской классической литературы невозможно. И место, занимаемое Литературным музеем в современной столице, - показатель духовности общества, о которой так пекутся политики и чиновники.