УРОКИ ГЕНИЯ

Валерий МАЛОЛЕТКОВ

В 2006 году исполнилось 150 лет со дня рождения великого русского художника Михаила Александровича Врубеля. Данный материал посвящён совершенно неизвестной педагогической деятельности этого многогранного художника.

Мне посчастливилось учиться у выпускников старой "Строгановки" - хранителей памяти о многих ярких людях и событиях той славной поры - маститых профессоров: А.П.Барышникова, Г.А.Маркова, Н.Н.Соболева.
     Но они не учились у М.А.Врубеля и лишь знали о его преподавании в училище. Непосредственно у великого мастера учился художник Б.С.Мухин, но, к сожалению, его воспоминания о пребывании Врубеля в Строгановском училище дошли до меня лишь недавно. Надеюсь, что уважаемому читателю будет интересно узнать об этой совершенно неизвестной стороне таланта Мастера, наказанного за любовь и служение искусству - безумием и слепотой. Этот рассказ, подобно куску смальты, завершает сложный мозаичный портрет М.А.Врубеля.
     Известно, что в Строгановском училище технического рисования известного художника пригласил тогдашний его директор Николай Васильевич Глоба - личность незаурядная, выдающийся педагог, реформатор, много сделавший для подъёма художественно-промышленного образования в России. Он был потомственным дворянином, выпускником Академии художеств, единственным из её питомцев, удостоенным почётного звания камергера Двора его Императорского Величества. В 1896 году Высочайшим указом Н.В.Глоба назначается директором Строгановского училища и переезжает из Петербурга в Москву, где знакомится с работой знаменитой Абрамцевской керамической мастерской С.И.Мамонтова. Здесь он встречается со многими выдающимися русскими художниками, среди которых выделяет универсальный талант М.А.Врубеля. Именно тогда возникла у Н.В.Глобы мысль привлечь художника для работы в Строгановском училище.
     Керамическая мастерская была организована в училище лишь в 1898 году, но предприимчивый директор, не дожидаясь этого, приглашает М.А.Врубеля преподавать курс стилизации цветов, изучению которого придавалось огромное значение. Именно в это время имя художника приобретает громкую, эпатирующую славу в столице, а вместе с нею - немалое число выгодных заказов для общественных зданий и особняков нуворишей. Это обстоятельство на несколько лет задержало приход Врубеля в "Строгановку". Были тому и иные причины: кандидатура художника-бунтаря не нравилась ретроградным чиновникам Министерства народного образования, проводившим в вопросах воспитания молодёжи консервативную политику. Однако авторитет Н.В.Глобы был столь велик, что, несмотря на сопротивление недоброжелателей, он всё же добивается утверждения неугодного им художника в штатном расписании своего заведения.
     На переломе двух веков М.А.Врубель оказывается в стенах "Строгановки". Предоставим же слово тогдашнему ученику училища М.С.Мухину, донесшему до нас рассказ очевидца о преподавании великого мастера в стенах училища.
      "...Наступил новый XX век, от которого все, особенно тогдашняя молодёжь, почему-то ожидали каких-то чудес, социальных и политических перемен. Имя Врубеля в ту пору уже обрело мистически-таинственный ореол мученичества, почти пророка, знающего путь в счастливое будущее и свободного от догм и канонов в искусстве. Слава его носила скандальный характер, отличный от общепринятых норм в буржуазном обществе.
     И вот наступил долгожданный день: в наш класс вошёл невысокого роста, элегантный, по парижской моде одетый господин в прекрасно сшитом светло-сером костюме. Умное, слегка утомлённое лицо с глубоким и печальным, несколько отстранённым взором выдавало в нём натуру трепетную, тонко организованную и нервную.
     Следом за Мастером в аудиторию вошёл простецкого вида мужик, в руках которого мы увидели горшок с растущей гортензией. Оглянувшись на него, Врубель произнёс тихим голосом: "Иван, пожалуйста, приготовь всё необходимое для занятий".
     Наконец, приготовления были закончены. Врубель отвернулся от окна, подошёл к Ивану, взял рукой горшок с гортензией, а правой - уголь, сангину и мел. "Господа, прошу вашего внимания. Мне хотелось бы показать вам, как это растение можно превратить в орнамент. Полагаю, это когда-нибудь будет весьма полезно в вашей работе". С этими словами он лёгкой, пружинистой походкой взлетел по ступенькам к огромной школьной доске. То, что произошло потом, мы сочли за какое-то чудесное преображение. Рисовал он какими-то разрозненными, ничем между собой не связанными кусками. В этом хитросплетении штрихов мы поначалу никак не могли разглядеть само изображение. Так рисовать нас никогда не учили: другие учителя с самого начала рисунка призывали нас к цельности восприятия, отсутствию на первых порах излишней детализации, мешавшей видеть крупную форму. Но врубелевский метод был совершенно иной.
     На наших глазах космические штрихи на бумаге стали постепенно приобретать кристаллическую форму. А Врубель продолжал рисовать совершенно "не по правилам". Хаос на доске всё более приобретал конкретные очертания, как будто рука мастера постепенно снимала с изображения листы кальки. Минут через сорок в результате напряжённого, внешне неприметного творческого труда перед моим взором предстал удивительный плод высочайшего мастерства, произведение удивительной внутренней экспрессии, ясного конструктивного мышления, облечённого в орнаментальную форму.
     Это был свой, только великому Мастеру присущий орнамент. Спутать его с каким-то иным было немыслимо.
     Впервые в жизни мы стали очевидцами чудесного акта творения, происходившего на наших глазах. Оказалось, что все наши умения и навыки, приобретённые за прошедшие годы у многих, казалось бы, хороших педагогов, были в несколько минут сметены потрясающим мастерством этого маленького гения.
     Этот урок я пронёс сквозь долгие годы своей жизни...".
     По удивительному совпадению сей рассказ был записан в год 150-летия со дня рождения и 100-летия со дня трагического завершения пути гениального русского художника Михаила Александровича Врубеля. "Надеюсь, он послужит скромным поминальным венком великому страдальцу во имя божественной Гармонии, обладателю мятежного творческого духа и высочайшего мастерства" ...
     Поистине, талантливый человек - во всём талантлив. Взаимоотношения одного из самых ярких мастеров искусства и художественной фотографии особенно важны и именно теперь - в эпоху глобальной компьютеризации и новых сложных отношений между индивидуальностью художника и мощной индустрией визуальных технологий. Врубель был сыном своего времени и чутко относился к новым техническим изобретениям, в том числе - и к фотографии.
     Врубель - едва ли не первый художник в России, который широко использовал художественные фотографии как подсобный материал при работе над пейзажами, декоративными панно и станковыми произведениями (например, "Пан", "Сирень", "Демон падший"). Он обычно не писал этюдов на природе, исключение составляют лишь маленькие шедевры, сделанные в Италии и Греции. Тогда окончательно складывалась врубелевская философия цвета и тона. И его этюды были своеобразными опытами в лаборатории живописца-алхимика, извлекающего золото из красок.
     Отношение великого мастера к фотографии характеризует его разговор с молодым в ту пору художником С.Судейкиным. "Милый юноша, приходи ко мне учиться, ты на опасном пути. Я видел твою картину. Она кружевная, это опасно. Я научу тебя видеть в реальном фантастическое, как фотография, как Достоевский". При взгляде на удивительно красивые по форме и выразительно написанные кущи цветов в "Сирени" или фантастические горные пейзажи-кристаллы в "Демоне" даже искушённому зрителю не приходит в голову мысль о том, что они написаны по чёрно-белым фотографиям. В них нет и намека на натурализм или документальность. Это и есть работа гения, подчиняющего своей высшей цели не только природу, но и фотографические снимки того времени.
     В поразительном переосмыслении фотодокумента Врубель даёт недостижимую фору всем многочисленным любителям "писать по фотографиям". Взаимоотношения гениального мастера и художественной фотографии - самый поучительный пример для современных художников.