Главная     Редакция     Архив     10(50)/2007  
 

День города – 860
(ТОРЖЕСТВЕННОЕ ОТКРЫТИЕ ДНЯ ГОРОДА – 860)


День города – 860
(ПРАЗДНИЧНЫЕ КУРАНТЫ НА ТВЕРСКОЙ)


День города – 860
(НА ПОКЛОННОЙ ГОРЕ)


День города – 860
(«О ТЕБЕ, ОБО МНЕ И О МОСКВЕ!»)


День города – 860
(«ВО СЛАВУ ГРАДА СТОЛЬНОГО»)


День города – 860
(«О МОСКВЕ С ЛЮБОВЬЮ»)


День города – 860
(ЛИЦА ПРАЗДНИКА В ИЗМАЙЛОВЕ)


День города – 860
(«ЗДРАВСТВУЙ, ВОЗРОЖДЁННОЕ ЦАРИЦЫНО!»)


День города – 860
(«МЫ ДЕТИ ТВОИ, МОСКВА!»)


Театр
(НОВЫЕ СЮЖЕТЫ И ТЕМЫ)


Очаги культуры
(В ЭТОЙ ДЕРЕВНЕ ОГНИ НЕ ПОГАШЕНЫ)


Фестивали
(ТРИУМФЫ НА БАСМАННОЙ)


Наше наследие
(РУССКИЕ ПРАЗДНИКИ. ОКТЯБРЬ)


Год ребёнка
(«АНИМАФИЛЬМ»)


Московские адреса
(НОВЫЙ ТУРИСТИЧЕСКИЙ МАРШРУТ)


Музеи
(НАЧАЛО)


В ЭТОЙ ДЕРЕВНЕ ОГНИ НЕ ПОГАШЕНЫ

Светлана ГАЛАГАНОВА

Помните - у Ершова, в "Коньке-Горбунке": "Знать, столица та была недалече от села"? Теперь я знаю: это о "Московской деревне"! Так называется столичный вариант российского фольклорного движения - архипелаг традиционной культуры в океане постиндустриального мегаполиса, обширный, цветущий, упорно не замечаемый нашими СМИ.

Это уникальное поселение незаметно выросло на московских улицах в те благословенные времена, когда культурный слой позднее советского общества дружно "оглянулся назад", заворожённо всматриваясь в размытые очертания сельской старины, когда интеллигенция зачитывалась "Чёрными досками" В.Солоухина, украшала свои жилища иконами и медными тазами, стояла в долгих очередях на концерты Камерного хора В.Минина и выставки И.Глазунова. Пробившийся из-под спуда официальной идеологии звонкий фольклорный родник радостно вливался в поток российской культуры, восстанавливая его утраченную полноводность; оттаявшее на пригреве 1960-х национальное самосознание жадно впитывало духовные истины, добытые многими поколениями русского крестьянства. "Новая фольклорная волна", захлестнувшая все виды художественного творчества, не обошла и народное искусство: осознание его кризиса вылилось в активные поиски новых путей освоения традиционной культуры, в том числе и хоровой. Тогда-то и возникли первые фольклорно-этнографические ансамбли (многим памятен знаменитый ансамбль Д.Покровского); тогда-то и зародилось молодёжное фольклорное движение, покрывшее страну "городскими деревнями".
     Слово "кризис" применительно к нашим прославленным народным хорам и певицам-народницам может вызвать у читателя недоумение: в те годы, окружённые заботой и вниманием государства, они процветали, не испытывая недостатка ни в зарубежных гастролях, ни в отечественных концертных залах. Развивается этот жанр и сегодня, и слава Богу: право на жизнь имеет любая форма творчества. Однако тот, кто полагает, что именно так и пели когда-то на российских просторах, заблуждается: так не пел никто и никогда. В начале прошлого века на сцену была вынесена не подлинная народно-хоровая музыка, а её предельно упрощённый, стилизованный, эстрадный вариант, из которого полностью ушло гармоническое и тембровое богатство традиционного русского многоголосья с его особой манерой звукоизвлечения, неповторимыми приёмами голосоведения, открытым ("белым") звуком. Пение как общение, как живая вокализованная речь уступило место концертному "исполнению" на публику. Художественная роскошь праздничной крестьянской одежды сменилась одинаковыми сарафанами и кокошниками с блёстками; живые крестьянские лица исчезли под косметикой и "сладкими" улыбками. И всё бы ничего (эстрада, она и есть эстрада), если бы этот искусственно сконструированный образ народного искусства не преподносился в качестве эталона, если бы его общегосударственная монополия не подавляла развитие подлинной традиционной культуры. Фольклорному движению повезло: в 1960-е - 1970-е годы эта культура на селе была ещё жива, что позволило подхватить и удержать музыкальную традицию в живом исполнении - разучить песни на слух в процессе совместного пения с деревенскими жителями.
     С тех пор минуло почти полвека. Фольклорное движение стало не только признанным фактом отечественной культуры, но и объектом вдумчивых исследований историков, культурологов, музыковедов. Ансамбли-ветераны обзавелись многочисленным "потомством": почти каждый участник руководит сегодня своим собственным коллективом. Исполнители-первопроходцы стали учёными, этномузыкологами, музыкальными педагогами. А население "Московской деревни" продолжает стремительно расти. Что толкает этих мальчиков и девочек менять джинсы на сарафаны и косоворотки? Не является ли это неким фольклорным театром? Ведь крестьянская культурная среда давно исчезла, а городская жизнь вступает во всё более непримиримое противоречие с транслируемыми фольклором ценностями традиционного общества. Есть и другие, психологические вопросы. Отыграв на сцене королеву, актриса спешит домой, чтобы поскорее влезть в любимую пижаму, ибо длительное пребывание в сценическом образе может обернуться депрессией. Эти же "поселяне" норовят остаться "в образе" навсегда, задавшись целью перетащить крестьянскую традицию в инородную городскую среду. Не разрушительно ли для неокрепших душ это перманентное "раздвоение личности"?
     В общем, "роман оказался столь серьёзен, что пришлось начать с конца" - с фольклорной дискотеки при Клубе русского этнического танца "Крутуха", которым руководит Юлия Царёва ("крутуха" - название одного из русских хороводов, когда танцующие кружатся парами). На дискотеку собирается до 200 человек; постоянного пристанища клуб не имеет и поэтому каждый год заново решает проблему помещения. На сей раз "крестьянские дети" "оттягивались" в Культурном центре "Дом", куда из любопытства забрели два моих студента. Вернулись в полнейшем восторге ("Ну, зажигалово!") и стали шумно агитировать остальных. Через неделю отправились туда всей группой, захватив и меня. Поехала я с ними, чтобы ещё раз убедиться в очевидных истинах: чудес не бывает, оживить дерево без корней невозможно, "Московская деревня" - милая забава интеллигентных горожан, досужливое "хождение в народ" в пределах МКАД. Однако то, что я увидела в "Доме", рассыпало и перепутало все мои логичные умозаключения. Там ничего не разыгрывалось, всё было абсолютно естественно, всё было взаправду. Это была русская дискотека (здесь она называется "вечёрка") - лихая, захватывающая, искренняя. Добры молодцы с серёжками и татушками отплясывали "чижика" и "барыню", модные девчонки двигались павами, меча строгие взоры на кавалеров. Никакой развязности, никакого ёрничанья, никакой самоподачи. Ребята не играли "в старину" - они вспоминали; в них оживало глубинное национальное чувство, генетическая народная память - та, что "обучила" русскому танцу воспитанную гувернанткой-француженкой Наташу Ростову, а теперь "учила" их, взращённых роком и Интернетом.
     Танцам здесь учат так, как это было раньше на селе: вставай в круг, присматривайся и делай, как другие. (Обычно в качестве образца для подражания на дискотеке присутствуют несколько пар из молодёжных фольклорных ансамблей.) Да и не в танцах дело. Главное то, что молодёжь получает здесь возможность прикоснуться к своей родной культуре - не музейной, а живой, реальной, вариативной. Здесь приобретают "манеры" - держаться, общаться, одеваться. Многие девочки впервые в жизни надевают юбку, обнаружив, что отплясывать "крутуху" в ней гораздо удобнее. Сигареты, пиво и мат сюда вообще не вхожи - не потому, что нельзя, а потому, что противоестественно, потребность такая не возникает. Здесь играют в старинные импровизационные игры, смешные и весёлые (типа студенческих капустников); здесь завязываются знакомства, создаются семьи; здесь постепенно формируется определённый стиль поведения, незаметно перетекающий в соответствующий стиль жизни. Сюда приходят те, кто устал от всеобщей фальшивой показухи, кто изголодался по искренности человеческих чувств, отношений, кто жаждет настоящего (а не истерично-вымученного) веселья.
     На плясках эти ребята не остановятся - обязательно захотят послушать традиционный вокал и, заразившись его мощной энергетикой, научиться петь так же; а потом пожелают самостоятельно смастерить себе стильный этнический костюм (что считается особым шиком). И тогда они направятся в какой-нибудь молодёжный фольклорный ансамбль или студию. Побеседовав с председателем Московского отделения Российского фольклорного союза Антониной Букатовой, я поняла, что в "Московской деревне" каждый может найти себе нишу независимо от возраста, склонностей и способностей. Дифференциация методики позволяет вести работу с различными группами - дошкольниками и школьниками, старшей молодёжью и взрослыми, новичками и теми, кто уже многое умеет. Опытные педагоги (некоторые из них приезжают в Москву из других городов!) научат не только вокалу и хореографии, но и шить национальную одежду, делать кукол, керамику, рубить избы, вести кулачные бои.
     Однако "в фолк" молодёжь идёт не ради профессионального мастерства, а ради радости живого общения. В отличие от детских музыкальных школ и самодеятельности здесь не нацеливают на результат, на соперничество, на концертную деятельность. Коллективное усвоение духовного опыта народа идёт не столько через осознание и осмысление, и даже не столько через практическую деятельность, сколько через совместное эмоциональное переживание. Народные песни не поют - их "играют", каждый раз заново переживая разделённые веками события как возможную личную судьбу, будь то казачьи походы, сборы к венцу заплаканной невесты или народные праздники годового календарного цикла. К тому же эти песни собраны не только профессиональными фольклористами-музыковедами, но и самими ребятами во время летних экспедиций. В этом, кстати, заключается один из мощнейших духовно-нравственных стимулов участия молодых людей в фольклорном движении: оно даёт им ощущение личной ответственности за судьбу национального культурного наследия - перед будущим, перед своей страной, перед всем миром, если хотите.
      "Не слишком ли громко?" - спросит читатель. Не слишком. Огромный интерес к фольклору за рубежом (не только своему собственному, но и других народов) связан сегодня с формированием своеобразного "культурно-экологического" сознания, крайне остро переживающего горечь невосполнимых общечеловеческих утрат, как прошлых, так и возможных будущих. Вот жил когда-то на Маврикии смешной и доверчивый дронт додо, к XVIII веку полностью уничтоженный (если бы не случайная зарисовка Р.Саверея, никто бы уже никогда не узнал, как выглядела эта птица, в том числе и Л.Кэррол). У Командорских островов плавали на мелководье стада огромных морских коров, которых в том же веке полностью перебили за какие-нибудь 20 лет. И ничего уже не поправить - поздно. И кому придёт сегодня в голову отнести эти потери к категории национально-государственных? Так и с культурой: если Испания утратит cante jonde ("глубокое пение"), беднее станут не только испанцы, но и все люди на земле. Поэтому нельзя допустить, чтобы навсегда исчезли наши святочные щедровки и трудовые припевки, обрядовые причёты и плачи, покаянные псальмы (духовные стихи) и наигрыши на кугиклах (травяных дудочках): они принадлежат не только нам. Но сохранить их обязаны именно мы, как Эквадор - галапагосских черепах.
     Миссия библейского "удерживающего", фактически осуществляемая фольклорными коллективами, заставляет их ориентироваться на локальные певческие стили, на овладение музыкальным диалектом определённой местности. Так, ансамбль "Дербеневка" под руководством А.Букатовой осваивает культуру окского (среднерусского) региона; ансамбль "Терем" (руководитель А.Третьякова) занимается русским Севером; в руководимом О.Ключниковой певческом клубе "Петров вал" И.Петров из Санкт-Петербурга проводит семинары-практикумы по овладению песенной традицией терских казаков. Петь они при этом могут всё что угодно, но ответственность несут за развитие вполне конкретной местной традиции. Музыкальные диалекты зачастую довольно далеко отстоят друг от друга. Различаются не только песни и манеры их исполнения, но и костюмы, танцы, обряды, игры, поэтому фольклорные традиции осваиваются системно, как единые духовно-культурные комплексы.
     Сегодня в "Московской деревне" подрастает уже 3-е поколение жителей. Носителями какой культурной традиции они являются? Городской? Безусловно. Они в ней родились и продолжают существовать, она им - родная. Крестьянской? И её - тоже, в той степени, в какой восприняли присущие ей ценности, нравственные нормы, мировоззренческие установки, эстетические ориентации. Так иногда ребёнок начинает говорить одновременно на 2-х языках - семьи и внесемейной среды, не испытывая при этом никакого раздвоения личности. "Московская деревня" не тоталитарна: она не принуждает человека "ломать об колено" свой образ жизни, сознание, окружение; она не плодит маргиналов. Речь идёт о выработке адекватной мотивации существования крестьянской культурной матрицы в постиндустриальной среде, о поиске новых форм её пребывания в культурном пространстве современного мира, а это гораздо труднее, чем сменить чайник на самовар.
      "Что бы вы хотели сказать юным читателям нашего журнала?" - спросила я участников одной вечёрки.
      "Присоединяйтесь!" - грянул хор голосов. Она ведь и впрямь недалече от их села, столица-то наша…