60 лет "РУССКОЙ ИДЕЕ" НИКОЛАЯ БЕРДЯЕВА

Елена Зеленина, историк, кандидат филологических наук.

Культура каждого народа основывается прежде всего на его национальной идее. Она, с одной стороны, стремится средствами искусства отразить национальное самосознание народа, а с другой — помогает ему постичь себя, свое историческое предначертание, то есть свою идею.

Безусловно, есть японская, германская идеи, более "молодая" американская, но, наверное, нет более горячо обсуждаемой, чем русская идея. В дискуссию о ней, как ни странно, вовлечены не только русские, россияне. Лучшие мировые умы не раз обращались к ней в попытках понять феномен "загадочной русской души", символизм истории России.
     Споры не утихают и по сей день, заставляя вновь и вновь обращаться к творческому наследию лучших умов. И на первом месте в их списке книга "Русская идея", которая была написана ровно 60 лет назад, в 1943 году.
     Ее автор — известный мыслитель и публицист Николай Бердяев — к тому времени уже 20 лет жил в вынужденной эмиграции. В 1922 году он был выслан в числе профессоров Московского и Петербургского университетов по специальному распоряжению большевистского правительства.
     Эмиграция, принесшая так много страданий изгнанникам, имела и положительную сторону: она не только сохранила жизнь, но и помогла взглянуть на Россию как бы со стороны. Как сказал поэт, "большое видится на расстоянии". И в этом у писателей-эмигрантов было преимущество по сравнению с оставшимися или родившимися позже. Книга не могла быть опубликована в военное лихолетье и увидела свет только в 1946 году после окончания Второй мировой. На родине она появилась сначала в "самиздате" и только к 90-м годам была издана. В ней не анализировалась политическая и экономическая история России, в ней — прозрения "замысла Творца о России", о том, какое "новое слово" она скажет миру. Этот подход перекликался с предшественником Бердяева, философом и поэтом Владимиром Соловьевым (сыном знаменитого историка С.М. Соловьева).
     "Русская идея" охватила все направления отечественного самопознания — масонов и декабристов, славянофилов и западников, анархистов и марксистов... Все они выражали идеалы, соответствующие характеру и призванию русского народа. Свою же задачу Бердяев видел в том, чтобы, проникая за пелену исторических событий, фактов, имен, выяснить подлинные начала культурного бытия России. Как и человек, страна имеет метаисторию (этапы формирования народного духа, ментальности, сверхсознания и др.) и летописную историю, бесстрастно регистрирующую то, как настоящее неотвратимо уходит в прошлое.
     Для Бердяева очевидно, что смысловыми моментами летописной истории являются события метаистории — особой символической реальности, без которой нет и не может быть осмысления земной, проявленной в фактах истории. Поэтому, говоря о развитии русской идеи как основы национальной культуры, он говорит языком не летописца, а метаисторика.
     Русский народ — глубоко верующий по своему типу. Вопрос только в том, что является предметом веры. В этом смысле атеизм, нигилизм, материализм приобретали религиозную окраску. Представители разных социальных слоев России во все времена продолжали искать высшую правду, высшую справедливость, смысл жизни.
     В чем истоки этих поисков, этой неизбывной веры? Российская история — трагическая по преимуществу, и человеку настолько трудно нести груз земных страданий, что естественным исходом для него становится вера в высшую цель, выводящую его за пределы окружающего безотрадного мира.
     Такой целью является устройство справедливого мира, где есть правда и свобода для каждого. Стремление ко всеобщему спасению проистекает от безмерной любви к ближнему, от сочувствия к его страданиям.
     Российскому менталитету не свойствен западный самодостаточный индивидуализм, у россиянина соборный характер. Он жаждет общения, общности: ему необходимы друзья, к которым он стремится душой, единомышленники, разделяющие с ним стремление к высшей цели. Говоря обыденным языком, он, вынутый из своей среды, где суть его существования — долгие чаепития под душевный разговор, лишенный мечты о "высоком", морально заболевает, ностальгируя о потерянном.
     Люди Запада не знают такой тоски по общности, которая свойственна нам. Они вполне комфортно ощущают себя обособленно, внешне оставаясь дружелюбными и коммуникабельными, но при этом общаясь в основном из соображений пользы, выгоды.
     И здесь надо сказать о неком парадоксе, который скрыт в нашей натуре. Нуждаясь в общении, мы не любим коллективов, групп, созданных извне для целей материального характера. Отсюда недоверие к власти и принимаемым ею законам. Нам свойственно ощущение, что "Кесарю кесарево, а Богу богово", следовательно, мы не видим в деяниях властителя-кесаря торжества столь важных нравственных ценностей, правды и свободы. "Народ, — пишет Бердяев, — обладающий величайшим в мире государством, не любит государства и власть и устремлен к иному". Из-за этого наши моральные оценки определяются не по отношению к отвлеченным началам собственности, государства, не к отвлеченному благу, а непосредственно по отношению к человеку. В этом моральное сознание россиян не совпадает с сознанием западных людей. И еще одна сторона такой морали — нелюбовь к величию и жалость к падшим, униженным, иное отношение к "греху и преступлению".
     Россия сама была обезображена длительным рабством, революцией, поэтому русский человек глубоко верит в возможность Преображения и ищет пути к нему.
     У других народов разное отношение к русским. Так, немцы долгое время тешили себя теорией, что русский народ — женственный и душевный в противоположность мужественному и духовному немецкому народу, отсюда — мужественный дух немцев якобы должен овладеть женственной душой русских. Эта теория оправдывала германский империализм, развязавший в XX веке две мировые войны и его стремление к господству. В действительности русский народ всегда был способен к проявлению большой мужественности, и он это доказал в Великой Отечественной войне. В нашем народе есть богатырское начало, но оно проявляется лишь тогда, когда "ворог ступил на родную землю", ибо нам чуждо милитаристское сознание. Отсюда, видимо, военные неудачи в так называемых интернациональных войнах, развязанных по политическим причинам на чужих территориях. Былинный богатырь в мирные дни — пахарь, в дни тревог — воин. И это тоже часть русской идеи.
     Сегодня упавший флаг германской идеи о мировом господстве, преобладании, могуществе поднят американцами. И в этом смысле им всегда будет чужда русская идея братства людей и народов. Как и в Германии первой половины прошлого века, в США есть противопоставление государства с его завоевательным духом и культуры, свободы мысли. Мы можем стремиться к дружественным отношениям с американским народом, который сделал много великого, лишь при условии его отказа от стремления к господству.
     Нашему народу в прошлом пришлось пережить жесточайшие испытания, в которых в полной мере проявились его характерные черты. "Нужно помнить, — призывал Бердяев, — что природа русского человека очень поляризированная. С одной стороны — стремление к отречению; с другой стороны — бунт, вызванный жалостью и требующий справедливости. С одной стороны — сострадательность, жалостливость; с другой стороны — возможность жестокости; с одной стороны — любовь к свободе, с другой — склонность к рабству". Под влиянием социальных катаклизмов возможны мутации, изменения перечисленных черт, однако русская идея, сформулированная Бердяевым, остается неизменной. Именно в России "будет новое откровение об обществе", с которого начнется другая эра истории — эра братства людей. Нам близка и понятна радость совместного труда, планетарность сознания, мы хотим руководствоваться высшей правдой, а не экономической выгодой. Поэтому Россия и сегодня остается тем вселенским культурным центром, из которого произрастет и распространится по всему миру высочайшая человечность и правда.