День города
(«МОСКВА, ТЫ - ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ!»)
День города
(ПРОГУЛКА ПО ПРАЗДНИЧНОЙ МОСКВЕ)
День города
(НА ПОКЛОННОЙ ГОРЕ)
День города
(ВИВАТ, ЦАРИЦЫНО!)
День города
(НА ЛУБЯНКЕ)
Фестивали
(«ДВОРЯНСКИЕ СЕЗОНЫ»)
Фестивали
(ПРАЗДНИК ЦВЕТОВ)
Фестивали
(«ПРОЛОГ-2006»)
Московские легенды
(СВЯТЫНИ)
В округах
(«ВОСПИТАНИЕ КУЛЬТУРОЙ - ЗАЛОГ УСПЕХА ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА ЛЮБОЙ ПРОФЕССИИ»)
Рядом с нами
(ДОМ ДЛЯ ДУШИ)
Рядом с нами
(ПЕДАГОГ XXI ВЕКА)
Театр
(ИГРАЮЩИЙ РЕЖИССЁР)
Культ личностей
(ТАТЬЯНА ЛИСИЦКАЯ И ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ)
Выставки
(ОКТЯБРЬСКИЙ АНОНС)
Искусство
(В ДОБРЫЙ ПУТЬ)
Наше наследие
(БЫТОПИСАТЕЛЬ СТАРОЙ МОСКВЫ)
|
ТАТЬЯНА ЛИСИЦКАЯ И ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ
Светлана ГАЛАГАНОВА
Театр-студия "Голос" МГТУ имени Э.Баумана, известный москвичам как "Театр в Госпитальном", отметил своё 25-летие.
"Вот студия с кратким названием "Голос" - так начинается многоступенчатый литературный автопортрет этого славного коллектива. Ну а дальше всё, как в известном доме, который построил когда-то незабвенный Джек, - с обязательным упоминанием о каждом обитателе, о каждом событии. "...А вот Александр и Ольга, / которые любят друг друга настолько, / что даже решили они пожениться, / и правильно сделали, как говорится...". Это о свадьбе Саши Семёнова и Оли Шворневой. Сегодня у них растёт дочка Настя. Не успеешь оглянуться, как появится в студийной летописи новая страничка: "... А это вот Настя, дочь Саши и Ольги, / которая нынче, не думая долго, / к нам в студию тоже решила податься. / (А если уж честно - куда ей деваться?)". Уходя в свой черёд со сцены, студийцы, как мошки в янтаре, остаются на этом масштабном поэтическом полотне. "...А вот режиссёр наш - Татьяна, дочь Юры, / что не потеряла лица и фигуры...". Заслуженный работник культуры России Т.Ю.Лисицкая, создатель, художественный руководитель и режиссёр "Голоса", в конце 70-х годов превратила "бауманскую" студию художественного слова в литературно-поэтический театр, о котором сегодня знают далеко за пределами МГТУ.
Своё первое громкое слово "Голос" сказал в 1981 году спектаклем "Про это". Зрителю предстояло выдержать двойной энергетический удар -давней любви постановщика к огнедышащим текстам В.Маяковского, М.Цветаевой, А.Тарковского, Д.Самойлова (Лисицкая сама читала их когда-то на филармонической сцене) и той любви, что пропитала их строчки, зарифмовавшись со словом "кровь". Наконец-то вырвавшись на театральный простор, обе любви грозили обернуться на любительской сцене с юными исполнителями неуправляемыми эмоциональными перехлёстами и надрывами. Однако ничего подобного не произошло. "Голос" представил вполне адекватный, стильный и профессионально сыгранный сценический эквивалент русской любовной лирики XX века. Выпущенная на волю энергия лицедейства была умело подчинена поэтической стихии; актёры не просто красиво декламировали стихи - они их играли, искренне, убедительно, непосредственно.
Режиссёрский дебют Лисицкой свидетельствовал о том, что вступать на путь модной в то время борьбы с Традицией она не собиралась. Это подтвердили и последующие постановки, в которых не было ни эпатажа,- ни глубокомысленной символики, ни радикальной ломки характеров и коллизий. Чтобы позволить себе подобную дерзость (имея в качестве зрителя молодёжно-интеллектуальную вузовскую аудиторию), нужно было обладать умом, волей и большим талантом. Самим выбором поэтических источников Лисицкая по сути дела лишила себя возможности интерпретирования, отбросив всякую игру в "концептуальность". На сцене осталась лишь неразделённая любовь вкупе с неудовлетворённой страстью; мучительной и не всегда эстетичной. "Ипполит, Ипполит, болит!", "Мария, не хочешь? - Не хочешь!" - вот вам и вся "концепция". Что тут интерпретировать? Чем эпатировать? На что намекать? С какими предшественниками спорить? Это же не трёхсотая версия "Вишнёвого сада".
Уже тогда, в начале 80-х, Татьяна Лисицкая стала делать в своей любительской студии то, чем профессиональный театр (в лице Петра Фоменко и его учеников) занялся лишь в 90-е: как опытный, искусный врач, она стала реанимировать русскую театральную традицию, каждым новым спектаклем осторожно вдыхая в неё новую жизнь. Сохранив все "несущие конструкции" - погружённость во внутренний мир персонажей, "исповедальную" манеру игры, сбалансированность актёрского и режиссёрского начал, пиетет к авторскому тексту, обращённость к вечным темам и проблемам, Лисицкая наполнила традицию современной и самобытной эстетикой. Взыскательно-строгий подход к выбору литературной основы был возведён в незыблемый принцип; заложниками убогого материала актёры здесь не становились никогда.
Своё 25-летие театр "Голос" встречал в "белых одеждах", на которых не было следов ни болезненной политической озабоченности, ни авангардистско-абсурдистской зауми, ни дешёвых перформансов, ни духовно-нравственной пустоты "новой драмы". В наше конъюнктурное время такое "стояние в вере" дорогого стоит, а для режиссёра - тем паче, ведь он в отличие от писателя или композитора не имеет возможности "писать в стол" в надежде на признание потомков, он должен сказать своё слово только сегодня, только сейчас, под давлением изменчивой и деспотичной театральной моды. "Я современная. Я иду в ногу с самой собой", - говорит героиня "Вкуса мёда" Ш.Дилани. Так могла бы с полным правом сказать о себе и Татьяна Лисицкая.
Примерно через 10 лет после шумного успеха спектакля "Про это", после ряда блестящих "прозаических" постановок Лисицкая вновь обратилась к любовной лирике Цветаевой, задумав сделать цельную часовую постановку. С точки зрения профессиональной режиссуры эта затея выглядела почти самоубийственной. Рваный, "задыхающийся" ритм; слова "падают", как булыжники; на дежурный вопрос актёра к режиссёру "Что я в этом месте играю?" ответ один: играешь "животное, кем-то раненное в живот" - и здесь, и там, и всю дорогу. А как это играть?.. Самый простой и радикальный вариант предложил театр "АХЕ" из Петербурга, где актриса предельно натуралистично изображает сексуальное томление, а сверху беднягу поливают водой, чтобы уж каждому стало понятно, как она жжёт-палит, страсть-то. Более распространённый вариант - играть "поверх строк" (как в спектакле Ю.Любимова "До и после", оцененном критиками как полный провал). Можно уйти в метафизику, играя любовь на грани смерти, но тогда это будет не Россия, а Испания, и не Цветаева, а Лорка (см. "Кровавую свадьбу" в Камерном музыкальном театре). В спектакле студии "Голос" "Любви старинные туманы" мы увидели любовь экзистенциальную - любовь как прорыв к подлинной жизни. Это был удар, но удар солнечный; это был огонь, но огонь очищающий и согревающий; это была мука, но мука блаженная. Зачитанные цветаевские фразы обросли новыми, "евхаристическими" обертонами, а сдержанная манера игры делала их ещё более пронзительными. "Туманы" прогремели на всю страну: спектакль был отснят ЦТ и показан 7 (!) раз. Когда же за ним последовали ещё 3 цветаевские композиции, о Татьяне Лисицкой заговорили как о признанном мастере поэтического театра. Это, возможно, и послужило стимулом для смены курса: в последующие годы "Голос" ошеломлял своих поклонников то Дж.Стейнбеком ("О людях и мышах"), то А.Чеховым ("Господа обыватели"), то А.Вампиловым ("Провинциальные истории"), то весёлым водевилем В.Сологуба ("Беда от нежного сердца"), то трагической "Антигоной" Ш.Ануйя, то "Пьяными вишнями в шоколаде" (по рассказам Чехова, Тэффи и Аверченко), то чередой спектаклей для детей. Сегодня репертуару студии может позавидовать иной профессиональный театр; её руководитель доказал, что может уверенно работать во всех основных театральных жанрах. Но о поэзии Лисицкая не забыла: в Госпитальном переулке ожидается премьера спектакля по произведениям Превера и Лорки с отдельными фрагментами на языках оригиналов.
Подобно профессиональной студии, "Голос" явился школой не только актёрского, но и режиссёрского мастерства. Режиссёрами стали Галина Самойленко (поставившая здесь "Пир во время чумы" и "Воспоминание о Ялте" по поэме И.Бродского), Юлия Орлова (подарившая "Голосу" "Золушку" и "Теремок"), Сергей Куксин (поныне играющий на студийной сцене), Алексей Наумов (постановщик "Провинциальных историй" и обожаемого молодёжью "Винни-Пуха", вот уже почти 10 лет работающий с учебной группой театра).
В юбилеи принято что-то итожить и обобщать. "Вот студия с кратким названием "Голос"... Так что же это за театр? Интеллектуальный? Безусловно, иначе не ломилась бы в него московская интеллигенция. Зрелищный? Конечно: что "Пьяные вишни", что водевиль - всё яркие, простодушные, типично антрепризные зрелища. Режиссёрский? Ну а как же: его ведь так иногда и называют -"театр Лисицкой". Но откуда тогда это радостное, раскованное лицедейство, эти живые, самобытные характеры, эта сценическая раскрепощённость? Психологический? Да вроде бы нет, особым психологизмом здесь не грузят. Но что же тогда так "забирает" публику, как не тончайшая нюансировка чувств? Концептуальный? Опять-таки нет. Татьяна Лисицкая никогда не испытывала жажды концептуального самовыражения. Но, с другой стороны, она - режиссёр, то есть тот, кто при самом почтительном отношении к литературной основе спектакля всё-таки привносит в него нечто своё, некий добавочный смысл (иначе нам было бы вполне достаточно книг). В постановках "Голоса", конечно, тоже присутствует этот ненавязчивый концептуальный посыл. Он ассоциируется у меня со спрятанным за шторами закрытым окном: что бы ни происходило в "доме", в конце концов штору обязательно отдёрнут, окно распахнут, и за ним будут поле, небо, чистый воздух и всё так же зеленеющий орешник. Вот, например, "Пьяные вишни в шоколаде" - искромётный, содержательно-цельный калейдоскоп забавных мини-спектаклей. На сцене сменяют друг друга мужья и жёны, любовники и любовницы, друзья и подружки - "натуры недюжинные и попроще". Они увлекаются, изменяют, хитрят, ревнуют, страдают, периодически попадая в нелепые положения. В день юбилея созвездие ветеранов "Голоса" вместе с представителями нового поколения столь убедительно разыграло весь этот фейерверк людских страстишек, что у зрителей не должно было остаться ни малейших сомнений в том, что "все мужчины - сво...", а все женщины... - ну, сами понимаете. Но не тут-то было: в самом конце эти завравшиеся, заинтриговавшиеся дон-жуаны и кокетки вдруг выходят на авансцену и с просветлёнными лицами поют романс Вероники Долиной - тот самый, где "позвольте только с Вами быть, / позвольте только Вас любить, / позвольте быть Вам верной". "Вот так вот! А вы-то думали... - будто говорят они нам. - Да нет, мы не ханжи и не морализаторы, так оно всё на самом деле и есть - и в нас, и вокруг нас, но вы забыли про окно, его же можно выбить - вот, глядите: там Любовь, Чистота и Преданность!".
То же и в "Винни-Пухе", вселяющем в нас радостную готовность немедленно взяться за руки и всем вместе - в кипочках, кепочках, ушанках и шляпах (Лес-то в постановке Наумова - наш, родной, человеческий) - двинуть на поиски своего "полюса". Да как же это мы могли поверить, что уже никогда его не найдём?! Обязательно найдём! И земную ось, и любовь, и многое другое. Если у Милна Зачарованный Лес - символ детства, то у Наумова он стал ещё и символом земли, на которой мы живём. "Зачарованный Лес, Зачарованный Лес, что нам сделать, скажи, чтобы ты не исчез...". Это не банальные happy ends, и даже не просто концепция. Это метаконцепция искусства как такового, назначение которого - просветлять, согревать, возвышать, дарить радость. Что бы ни происходило на сцене, зрители должны покинуть зал уверенными, что жить всё-таки стоит. Эта простенькая идея так и называется - жизнеутверждение.
Известный итальянский режиссёр Джордже Стрелер заметил как-то, что либо театральная эпоха вскоре совсем закончится, либо театр станет, наконец, "театром для людей". Да простят меня мудрые театроведы, но эта "дефиниция" представляется мне наиболее подходящей для идентификации театра-студии "Голос". Их постановки - как грибной дождь ясным, солнечным днём, когда прохожие радостно и удивлённо задирают головы: откуда бы? нет же на небе ничего!.. Вот и здесь нет ничего, что обычно питает ум театральных критиков, - никаких "фишек", никаких 1тош-пош. Но на лицах покидающих зал зрителей - то же выражение удивлённой радости. И ведь за эту радость мы не платим ни копейки в отличие от профессиональной сцены, где, выложив приличную сумму, зритель рискует нарваться на откровенное человеконенавистничество в виде матерщины или смакования какой-нибудь патологии. Если при дефиците сценического пространства, декораций, костюмов, реквизита, отсутствии адекватной акустики каждый спектакль "Голоса" становится маленьким шедевром и играется с аншлагом, то что было бы, окажись они хоть ненадолго на нормальной сцене! А впрочем - почему бы не помечтать? Вот прошёл же в июле в помещении Камерного музыкального театра фестиваль лучших спектаклей Московского театра "На Басманной". В 35-градусную жару зал был полон. Я уверена, что он был бы так же полон, если бы здесь проходил фестиваль "Голоса". Одним -доход, другим - удовольствие. Почему бы не распространить эту замечательную инициативу Б.А.Покровского на любительские коллективы и не дать той же Татьяне Лисицкой возможность показать людям свой "театр для людей" - серьёзный и простой, весёлый и трогательный, волнующий и врачующий, отважно демонстрирующий благородство, красоту, душевное и духовное здоровье. Когда сгущается тьма, интенсивность света в доме должна возрастать, так не пора ли включить дополнительное освещение?
А пока мы с разрешения юбиляров оставим в их поэтической летописи свой автограф. "А вот и реакция бдительной прессы / (весьма запоздалая, если уж честно). / Она бы и раньше могла состояться, / да нынче писать о подобном боятся, / поскольку ведь могут возникнуть вопросы: / кто радость несёт нам - студент или профи? / И если - студент, почему без подмоги / финансовой он? И зачем же налоги / идут наши тем, кто нас явно не любит, / а вовсе не этим талантливым людям? /
...Отважных издателей долго искали / и вот обнаружили - в этом журнале".
|