МОСКОВСКИЙ ПЕТЕРБУРЖЕЦ

Между жителями Москвы и Санкт-Петербурга уже многие годы ведётся негласный спор: чей город чище, красивее, а горожане культурнее.

Перед народным артистом России Давидом Голощёкиным, уникальным музыкантом и дирижёром, подобной дилеммы никогда не стояло: родившись в Москве, он уже многие годы живёт в городе на Неве и считает оба этих места родными. Более того, в "путешествиях из Петербурга в Москву" проходит немалая часть жизни музыканта, и он признаётся: "В Москву езжу, как на работу". Что неудивительно: в Белокаменной его также знают и почитают. Как блистательного джазмена-импровизатора, безупречно владеющего доброй дюжиной музыкальных инструментов - от скрипки до виброфона, как одного из безусловных лидеров российского джаза. Его творчество -дерзкий ответ всякого рода скептикам, утверждавшим - дескать, "ну не может один человек овладеть сразу столькими инструментами!". Голощёкин не стремится кому-то что-то доказывать, он берёт в руки инструменты и каким-то чудесным образом извлекает из их глубин потрясающие мелодии. Помимо бурной концертной деятельности, музыкант успевает возглавлять единственную в стране Филармонию джаза, записывать альбомы, обучать премудростям жанра молодёжь. Несмотря на широкую известность, маэстро Голощёкин никогда не надувает "щёки" - разве что во время игры на духовых. Он лёгок в общении, с ним приятно говорить на любые темы, и разговор этот всегда интересен и содержателен.
     С Давидом Голощёкиным мы встретились в Москве. Корректно поинтересовавшись, не помешает ли нашему общению его намерение закурить трубку, он зажигает спичку. Помещение наполняется ароматом трубочного табака, и в этой благодатной ауре протекает наша беседа...
     Д.Голощёкину как человеку, остро чувствующему мир, свойствен какой-то особый темперамент-живость в артикуляции, эмоциональность в восприятии происходящего и легко ощущаемая человеческая теплота. Особенно удивительны глаза музыканта - в них юношеский задор и особая, искромётная энергетика.
     - Давид Семёнович, по сути, Вы сумели "объять необъятное" - освоить столько инструментов. Что это: некая самоцель или установка родителей, свято веривших в талант и счастливую звезду их сына?
     Д.Голощёкин: Меня часто называют "мультиинструменталистом". Хотя я не люблю этого слова: с одной стороны, в нём пафос, с другой, что-то детское - не то мультяшное, не то фруктово-витаминное... Я бы называл себя универсальным музыкантом. Откуда стремление познать музыкальные инструменты, в общем, и не задумывался. Может, откуда-то свыше. Родители не были музыкантами. Отец работал администратором на "Ленфильме", и мама -тоже администратором, только в кафе. Конечно, они поощряли мою музыкальность и видели меня известным скрипачом, но во что, в конечном итоге, всё это выльется, думаю, не предполагал никто. Атмосфера дома была творческая - к нам в гости приходили актёры и режиссёры, но особо музыкальной я бы её не назвал. Я сам всегда любил всё постигать - видя прежде незнакомый мне музыкальный инструмент, задавался вопросом: "Как на этой штуковине играют?".
     Родители отдали меня в школу-десятилетку при Ленинградской консерватории; в народе её называли "школой для одарённых детей". Я учился по классу скрипки, сидел за одной партой с Володей Спиваковым. Но более, чем классика, меня привлекала динамичная, ритмическая музыка. В 50-е годы её олицетворял джаз, притягивавший свободой, своим неподчинением традиционным устоям. По окончании школы, в 17 лет, я пошёл работать в Гастрольно-концертное объединение, где научился писать аранжировки, аккомпанировать на слух, транспонировать по ходу игры, заменять исполнителей, составлять программы концертов и, конечно, играть джаз.
     - Нелёгкий же путь Вы выбрали: в те годы джаз в стране был в опале...
     - К тому времени ситуация стала выправляться: прошёл Международный фестиваль молодёжи, государство стало более открытым. Это касалось и джаза: теперь в клубах о нём читались лекции, проводились джем-сейшны и даже концерты. В одном только Ленинграде было несколько джаз-коллективов. Я старался участвовать в различных джазовых ансамблях, меня тянуло к старшим - людям опытным и знающим. Вот уже 47 лет, как я начал собственную джазовую карьеру - с работы в квартете Юрия Вихарева в качестве контрабасиста.
     - Вы же учились на скрипке...
     - Да, но коллективу нужен был именно контрабасист. Я попросил две недели и освоил инструмент. С контрабасом в обнимку выступал на Таллиннском джазовом фестивале! Правда, меня больше привлекали солирующие инструменты - такие как фортепиано. Я всерьёз взялся за "фоно", которое в школе, само собой, мы изучали, и теперь меня уже как пианиста пригласили в оркестр Иосифа Вайнштейна - в те годы основной джазовый коллектив Ленинграда.
     - Легко ли было влиться в такой солидный коллектив?
     - Благодаря природной способности к адаптации я быстро стал равноправным солистом. Потом предложили работу в коллективе Геннадия Гольштейна. Основатель легендарного оркестра "Саксофоны Санкт-Петербурга" ещё в те годы импонировал мне своим профессионализмом и близостью творческого подхода. У него я играл уже на трубе и на флюгельгорне. Публика доброжелательно приняла меня, но никак не хотела мириться, что я начал играть на духовых - ведь для многих я по-прежнему оставался пианистом. И я решил чередовать игру на духовых инструментах и на фортепиано. Позже, после двухлетней работы в оркестре Эдди Рознера в Москве, меня приняли музыкантом в ДК имени Дзержинского при ГУВД Ленинграда. Директор там оказался на редкость прогрессивным человеком - он давал возможность нам вшестером не только играть на танцах, но и официально проводить концерты под названием "Два часа джаза". Идея такого общения с аудиторией очень понравилась руководству Ленинградского театра эстрады. С их лёгкой руки нас пригласили во Дворец молодёжи при обкоме комсомола, а потом - в "Ленконцерт". Там мне посчастливилось работать с группой "Аллегро" Николая Левиновского, джазовым трио Леонида Чижика, и небезызвестным ансамблем "Каданс" Германа Лукьянова.
     - А как вернулись к скрипке, этому отнюдь не джазовому инструменту?
     - Вы правы, скрипка крайне редко используется в джазе, но есть великолепные примеры - Джо Венути, Стафф Смит, Стефан Граппелли, которым удавалось вписать её в джазовые стандарты. Их опыт нашёл отражение и в моей работе. Наряду с традиционной я нередко использую усиленную - электрическую-скрипку. Вообще, владение различными инструментами меня выручало не раз. Помнится, однажды на ответственное выступление не явился наш барабанщик. Я сел за ударную установку и безошибочно исполнил, как говорят коллеги, довольно техничные сольные эпизоды. В другой раз во время концерта я задействовал стоящий на сцене виброфон. С тех пор этот довольно интересный механизм, сочетающий в себе принципы и клавишных, и ударных, сегодня входит в арсенал моих инструментов.
     - Сколько же всего этих инструментов в Вашем арсенале?
     - Ох, спросите что-нибудь полегче! Скрипка, тенор-саксофон, флюгельгорн, фортепиано, сопрано-саксофон, виброфон, карманная труба... Возможно, что-то забыл...
     - В последние годы многие питерцы переезжают в Москву. А у Вас-то, коренного москвича, не было мысли вернуться обратно?
     - Зачем, чтобы следовать некой моде? Да, Москва-дорогой мне город, где в 1944 г. я родился. Но судьба распорядилась так, что с раннего детства я жил в Ленинграде, и не жалею об этом. В конце 60-х, как я уже говорил, я пробовал перебраться в Москву, но вскоре вернулся - не смог без Питера. Здесь мне комфортно - всегда, в любую погоду; я не мыслю жизни без мостов и каналов, без ростральных колонн и белых ночей. И, что характерно, мою скромную персону общественность ассоциирует с петербургским, а не московским джазом. Так что я всё-таки московский петербуржец, нежели питерский москвич. (Смеётся.)
     - Что, по-Вашему, разного в культурной жизни "двух столиц"?
     - Она очень схожа, потому что пока выгодно отличается от культурной жизни регионов. Она насыщена и разнообразна; здесь ведущие театры, консерватории, музеи. И джазовые клубы. Но есть и отличия. Москва территориально больше, она центральнее; в неё съезжаются музыканты из разных уголков - со своими традициями. Отсюда -большая альтернативность, в частности в джазе. Московские джазмены чаще появляются на центральных телеканалах, о них чаще пишут в прессе. "Но и Питер шит не лыком", как пел Розенбаум. Сегодня в городе два штатных джазовых коллектива: Ленинградский диксиленд и, собственно, Ансамбль джазовой музыки Давида Голощёкина, созданный на базе Ленинградской филармонии джазовой музыки ещё в далёком 1989-м. К слову, и в создании самой филармонии я принимал некоторое участие, и все эти годы тружусь в ней в качестве художественного руководителя.
     - Филармония джаза? Обычно, филармония ассоциируется с академическими жанрами...
     - В том-то и дело, что наше заведение необычно! Ни в Москве, ни в других городах мира ему нет аналогов. Даже в США, казалось бы, колыбели джаза, не существует его государственной поддержки! Наша филармония весьма значима для культурной жизни города. Когда в 2003 г. мы провели фестиваль "Триумф петербургского джаза", он показал, что в городе на Неве существуют 24 полновесных коллектива. И важно, чтобы все они имели возможность быть услышанными. Из стен нашей филармонии вышли такие яркие профи, как Игорь Бутман. Ежегодно, в конце июня - июле мы проводим Международный фестиваль джаза "Свинг Белой ночи". В его программе - джем-сэйшны, гала-концерты на открытом воздухе, прогулки на пароходе. И конечно, именитые участники!
     - А как же участие молодёжи?
     - Я всегда думал о вовлечении в джаз молодых ребят, чтобы слова "У вас ещё всё впереди" не являлись бессмысленной отговоркой. К сожалению, сегодня в стране нет ни конкурсов, ни фестивалей, рассчитанных на молодёжь. Как нет продюсерства в джазе. Наш конкурс "Осенний марафон" для музыкантов от 15 до 35 лет призван открывать молодые таланты. Победители получают в филармонии штатное место, собственную программу, а значит - хорошие шансы на будущее.
     - Ваша филармония сегодня - концертный зал или джазовый клуб?
     - Она сконструирована по принципу традиционного джазового клуба - помещения со сценой и столиками. У нас их два: более демократичный большой зал, человек на 200, и малый, "эллингтоновский" - с изысканной клубной атмосферой.
     - Скептики скажут: уместны ли столики? Ведь люди пришли слушать музыку...
     - Знаете, я сам терпеть не могу играть, когда вокруг раздаётся звон вилок. Но если человек пришёл послушать джаз, почему он должен быть лишён возможности усилить своё наслаждение свежезаваренным чаем, кофе или бокалом вина? Почему он не может съесть лёгкий сэндвич или салат по доступной цене? Это мировая практика. У нас выступали такие звёзды мирового джаза, как Дэвид Бейкер, Риччи Коул, Эдди Гомез, Херб Геллер, Бенни Голсон, Монти Александер, Уинтон Марсалис, и с каждым из них можно было лично пообщаться, выпить кофе, сфотографироваться. Это и есть подлинная атмосфера джаза! И мы, русские музыканты, выступая бок о бок с зарубежными гостями, не только духовно обогащаемся сами, но привносим и частицу нашей культуры в мировое пространство.
     - Если бы у нас все так бережно относились к культуре и русскому языку! К примеру, буква "ё" у нас часто игнорируется: её не пишут и не печатают...
     - Актуальная тема: в фамилии и отчестве у меня целых две буквы "ё". Почему в Европе блюдут традиции и проставляют над буквами все точки и палочки? Они что - глупее нас? Просто там чётко осознают, что каждый значок меняет звучание буквы и всего слова. А как иностранцу, изучающему русский, объяснить, почему слово "ёлка" произносится именно так, если оно написано через "е"? Знаете, моя фамилия в латинском написании "Goloshchokin" гораздо правильнее передаёт своё звучание. И по отчеству я - Семёнович, а не Семенович. Когда я пишу, а тем более расписываюсь, то, конечно, ставлю везде точки над "ё". Но в большей степени повлиять на ситуацию, увы, не могу - я не филолог, а музыкант...
     - У Вас остаётся время на отдых?
     - Моя работа - это музыка; я не устаю от музыки: заниматься ею и слушать её - удовольствие. Хотя это требует времени и некоторых усилий, для меня она - отдых. И потом, чередование инструментов - это своеобразная смена деятельности. В моей жизни как раз тот случай, когда работа в радость, даже если по ходу дела приходится заниматься организационно-продюсерскими делами, вести радиопередачи, а их у меня две, и т. д. Недавно мы поставили моноспектакль по пьесе итальянского драматурга Алессандро Барикко. Он называется "1900-й" и посвящён судьбе талантливого пианиста, родившегося на корабле и так ни разу в жизни не сошедшего на берег.
     Когда я "вне музыки", всё равно находится, чем заняться. Люблю общаться с природой - с любимой женой и рыжим котом Биллом уезжаю на дачу, благо, она у меня недалеко - на Карельском перешейке. Там такой аромат сосен, тишина! Топлю баню, вяжу веники - друзья говорят, я достиг в этом деле определённого мастерства; когда наводишь пар, веник не просто шуршит сухой листвой, он "поёт", согревая тело и душу!

Беседу вёл Михаил ТРОФИМОВ