БЛАГОВЕРНЫЙ ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ И ПРЕПОДОБНЫЙ СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ

Главным событием в жизни Дмитрия Донского была победа 8 сентября 1380 г. на поле Куликовом, добытая в кровопролитном сражении с полчищами Мамая на берегу Непрядвы, притока верхнего Дона.

Будущий защитник Отечества, собравший под свои боевые знамёна княжеские дружины и народные ополчения со многих русских земель, до того враждовавших друг с другом, родился 12 октября 1350 г. и был крещён в честь Дмитрия Солунского, убиенного во время гонений на христиан в первые века нашей эры. По благочестивой церковной традиции к великомученику Дмитрию, оказывавшему особое покровительство в борьбе с чужеземными завоевателями, русские князья обращались постоянно за молитвенной помощью при защите своих рубежей.
     Если бы татаро-монголы вникли в суть того, почему в стольном граде Владимире и других городах появляются храмы, освящаемые в честь Дмитрия Солунского, они, возможно, заблаговременно почувствовали бы стремление покорённого ими народа к освободительной борьбе и приняли какие-либо предупредительные меры, не дав разгореться религиозно-патриотическому воодушевлению, которое привело в конечном итоге к тому, что против ненавистного ига на всём пространстве «вскипела земля Русская», как метафорически выразился младший современник князя.
     Когда девятилетний Дмитрий, потерявший рано своих родителей, отправился в сопровождении опытных бояр в Орду за ярлыками на княжение, у него состоялась первая встреча со своим будущим соперником – жестоким и коварным Мамаем, убирающим по своей прихоти принцев-чингизидов, претендовавших на верховную власть в Орде. Мамай, оказавший тогда покровительство Дмитрию, не смог разглядеть в этом скромном, голубоглазом отроке того витязя, который через 20 лет заставит его позорно бежать с поля боя.
     Но пока юному государю приходилось постигать мудрость государственного управления на собственных ошибках и неудачах. Их было очень много. Одной из самых ужасных было клятвопреступление, совершённое князем Дмитрием и митрополитом Алексием против Тверского князя Михаила Александровича, которого они зазвали на третейский суд, целуя крест в знак того, что не причинят Михаилу вреда, но, как только Михаил прибыл в Москву, его тут же взяли под стражу. Через некоторое время, под нажимом ордынских послов, Михаил был освобождён и, снедаемый жаждой мести, вступил в сговор с литовским князем Ольгердом, использующим любую возможность поразбойничать на русской земле. Тут же, в 1368 г., вспыхнула московско-литовская война, продолжавшаяся с небольшими перерывами четыре года. Летописцы сравнивают её с опустошительными татаро-монгольскими набегами. Великий князь Дмитрий Иванович не раз потом каялся в своём неблаговидном поступке и вспоминал слова своего прапрадеда: «Не в силе Бог, а в правде». И, несомненно, усвоил великую истину, что никакая благая цель не может быть оправдана плохими средствами, потому что всё в этом мире находится в руках Божиих – и политика в том числе, которую нельзя оторвать от морали. Разумеется, добрая, разумная политика, направленная на то, чтобы под единым началом сохранить весь народ, а не одних лишь «избранных».
     Печально, что митрополит Алексий, позже канонизированный Православной церковью, тоже запутался в политических интригах и не смог в ту пору найти более достойное решение в отношении Тверского князя Михаила Александровича. И всё же именно митрополиту Алексию Русь во многом обязана своим единением, поскольку он, став опекуном Дмитрия, когда тот лишился родителей, наставлял восьмилетнего отрока на княжеское служение и, безусловно, внушил ему, что освобождение Руси зависит от её объединения и объединить её может только Москва.
     Многие правители двигались в сторону единения Руси, но наиболее преуспел в этом отношении дед Дмитрия Донского Иван Калита – внук святого Александра Невского, нравственный и политический опыт которого он воспринял весьма глубоко, заслужив своей набожностью и благочестивым образом жизни добрую память.
     Этот нравственный и политический опыт пригодился и князю Дмитрию, продолжившему собирание русских земель уже не на фундаменте компромисса с Ордой, но под знаменем открытой борьбы с «погаными татарами». Ему сопутствовали военные удачи, что привлекло на его сторону многих русских князей. Однако по мере того, как великокняжеская власть становилась всё более централизованной, она приобретала в своих собственных глазах черты сакральности, т. е. некоего божественного начала. Так, великий князь Дмитрий после смерти митрополита Алексия, наступившей в 1378 г., начал перенимать манеры византийских императоров, считая, что он имеет право притязать и на роль главы Церкви. Высших иерархов возмутило, что он, князь, принимает их не за слуг Божиих, а за своих холопов, которые должны безропотно подчиняться его воле.
     И тут мы должны «в дыму столетий» разглядеть ещё одну выдающуюся личность эпохи Куликовской битвы – великого Игумена земли Русской преподобного Сергия Радонежского, который специально пришёл из основанного им Троицкого монастыря в Москву к великому князю Дмитрию, чтобы публично обличить незаконное вмешательство земного владыки в дела церковные.
     Это необходимо было сделать – иначе верующие миряне и духовенство могли соблазниться выгодным служением земному царю и превратить служение Царю Небесному в простую формальность. Авторитет преподобного, провидца и молитвенника был для Дмитрия Ивановича непререкаем. Вмешательство духоносного старца возымело на его душу врачующее действие. Тем более что без духовной поддержки со стороны Церкви решить то, что затеял великий князь, было невозможно. За два года до Куликовской битвы «поганые» из Мамаевой Орды, опустошив нижегородские земли, двинулись под предводительством опытного Бегич-хана на Москву. Войско князя Дмитрия встретило татар на реке Вож, притоке Оки.
     11 августа 1378 г. произошла битва, закончившаяся сокрушительным поражением ордынцев. Эта победа стала своего рода «увертюрой» к победе на Куликовом поле. В Коломне по случаю долгожданной виктории над зарвавшимся посланником Мамая 15 августа (по ст. стилю), в праздник Успения Пресвятой Богородицы, состоялось торжество. В этом совпадении увидели проявление особой милости Богородицы к русской земле.
     Несомненным знамением было и то, что накануне Куликовской битвы, в конце 1379 – начале 1380 гг., преподобному Сергию явилась Богоматерь, пообещав заботу и защиту его обители, а так-же покровительство Русской земле.
     Встреча с Богоматерью, ставшая главным событием земной жизни Сергия Радонежского, помогла ему глубже понять истинный смысл происходящих событий. Поэтому, когда 17 августа 1380 г. князь Дмитрий приехал к духоносному старцу за благословением на священную войну с татарами, преподобный не только дал такое благословение, но и шепнул ему тихо: «Имаши, господине, победити супостаты своя». Затем подозвал к себе двух иноков. Это были Андрей Ослябя и Александр Пересвет – иноки-воины, которые должны были явиться в схимническом одеянии перед княжеским войском как зримое свидетельство духовной поддержки русских воинов Сергием Радонежским.
     Преподобный Сергий, конечно, знал, что, посылая монахов на брань, он нарушает церковное постановление, запрещающее монахам участвовать в военных баталиях с оружием в руках. Иноки в этом случае исполняли монашеское послушание, поэтому вся ответственность ложилась на Сергия, который рисковал собственным спасением души. Понять поступок преподобного можно только в свете его глубокого патриотизма и следовании Евангелию, в котором имеется такое удивительное признание апостола Павла: «Я желал бы сам быть отлучённым от Христа за братьев моих, родных по плоти…» (Рим. 9, 3).
     Несомненно, поступок Сергия был поступком именно такого жертвенного плана, подвигом в самом высоком евангельском смысле. И этот поступок, безусловно, не мог не отозваться в сердцах его соотечественников, закалённых воинов и простых ополченцев, идущих на поле Куликово навстречу верной смерти. Они теперь знали, что преподобный Сергий в этот тяжёлый час испытаний тоже сражается духовным оружием молитвы в стенах созданного им монастыря против таких же богоборческих полчищ, имя которым легион, как сказано о злых духах в Евангелии.
     Накануне Куликовской битвы во Владимире произошло знаменательное событие. В ночь перед генеральным сражением, когда великий князь Московский Дмитрий Иванович, которого скоро будут именовать Донским, сознательно отрезая для себя путь к отступлению, переправился со своим войском на противоположный берег Дона, во Владимирском Рождественском монастыре пономарь, в обязанности которого входило зажигание свечей, вдруг увидел, как среди ночи у раки святого Александра Невского сами собой зажглись свечи и два таинственных старца вышли из алтаря и, подойдя к гробнице, сказали: «Господине Александре, встань, поспеши на помощь сроднику своему, великому князю Дмитрию, одолеваемому иноплеменниками!». Святой Александр поднялся из гроба и стал вместе со старцами невидим. После этого владимирские монахи вскрыли гробницу и обнаружили нетленные мощи Александра Невского, что явилось подтверждением его святости.
     Куликовская битва началась в праздник Рождества Пресвятой Богородицы, когда рассеялся утренний туман. Численность войск Мамая составляла около 65 тыс., русских было на 25 тыс. меньше. Но исход встречи решило не число, а военное искусство 30-летнего князя Дмитрия и всего русского войска, а также вера, которая удесятеряет силы человека и помогает выстоять в борьбе и со своими страстями, и с «морем зла», пытающимся поглотить целые народы и государства.
     Перед сражением князь Дмитрий, объезжая полки, сказал: «Отцы и братиа моа, Господа ради подвизайтеся и святых ради церквей и веры ради христианскыа, сиа бо смерть нам ныне несть смерть, но живот вечный».
     После этого он снял с себя княжеские доспехи, подозвал к себе своего любимца – молодого боярского сына Михаила Бренка, велел ему облачиться в золочёные доспехи и стать к великокняжескому стягу, на котором был образ Нерукотворного Спаса. И лицом, и комплекцией юноша походил на князя, несколько погрузневшего к 30-ти годам – «телом велик и широк, и плечист, и чреват велми, тяжек собою зело». Князь знал, что Михаил не опозорит чести его «мундира». Так и случилось. Молодой боярин исполнил на поле Куликовом роль великого князя до конца, до «полной гибели всерьёз», отвлекая на себя те стрелы, копья, арканы и кривые сабли, которые были направлены на предводителя русского войска Дмитрия Донского.
     Сам князь Дмитрий Донской, одетый в доспехи простого воина, отправился, несмотря на протесты бояр, сражаться в одном строю с «небывальцами» – неопытными ополченцами Сторожевого полка, который должен был навязать татарам рукопашную схватку, не дав им возможности применить свою любимую тактику – осыпать противника издали тучами смертоносных стрел. Почти все витязи Сторожевого полка погибли, но всё же сумели прикрыть своего князя, продолжавшего сражаться уже в рядах подоспевшего Большого полка. Наконец, совершенно обессиленный, раненый и контуженый, Дмитрий, едва успев укрыться в дубраве за поваленным деревом, потерял сознание.
     После окончания Куликовской битвы Дмитрий Иванович сразу отправился к преподобному Сергию Радонежскому. В Троицкой обители отслужили панихиды по погибшим воинам и установили особый чин их ежегодного поминовения, названный Димитриевской субботой и ставший позднее днём общего поминовения усопших предков, родительской субботой.
     В 15-ти верстах от Москвы по указанию Дмитрия Донского в память о Куликовской битве был воздвигнут Николо-Угрешский монастырь. Когда-то это было живописное место, где остановилось летом 1380 г. русское воинство. Здесь князю Дмитрию явилась икона Святителя Николая Чудотворца, которая «вся угреша сердце его». Это чудо укрепило веру князя в то, что предстоящая битва на Куликовом поле закончится победой. В настоящее время монастырь возродился, и в нём получают духовную поддержку курсанты Московского высшего общевойскового командного училища.
     Великая княгиня Евдокия, жена Дмитрия Донского, заложила в Кремле церковь Рождества Богородицы. На самом же Куликовом поле был построен монастырь Рождества Богородицы – в честь того, что в этот великий Богородичный праздник была одержана столь драгоценная для русского народа победа.
     Подводя итог Куликовской битве, необходимо заметить, что победа на берегу Непрядвы не смогла поставить окончательную точку в отношениях с Ордой. Парадоксальным образом победа Дмитрия над Мамаем помогла восстановлению единства… Золотой Орды. Через два года, а именно летом 1382 г. новый хан Тохтамыш разорил многие русские города и устроил настоящую резню в Москве.
     На этот раз не удалось дать отпор «степному дракону» только потому, что после возвышения Тохтамыша русскими овладело отчаяние. Более того, бывшие соратники начали обвинять во всех несчастьях князя Дмитрия. Преподобного Сергия, ставшего на сторону «полуопального» великого князя, не слышали. Оказавшись в одиночестве, Дмитрий отправился в Кострому собирать войско, чтобы двинуться на Москву, в которой, дабы москвичи не заподозрили его в измене, оставил свою любимую жену – княгиню Евдокию.
     В последние годы жизни великий князь Дмитрий Иванович часто болел – сказались последствия полученных контузий на Куликовом поле и потрясений, связанных с его многообразной созидательной деятельностью в этот сложнейший исторический период становления Московского государства. Скончался Дмитрий Донской 19 мая 1389 г. и был похоронен в Архангельском соборе Кремля, рядом с гробницами отца, деда, прадеда. Существует предание, что преподобный Сергий успел прийти из своей обители на отпевание того, кто не жалея сил положил основание освобождению нашего Отечества от вражеского ига и был причислен к лику святых на соборе Русской православной церкви в 1988 г., в год тысячелетия крещения Руси.
     Татарские орды продолжали терзать Русь ещё целое столетие – до тех пор, пока Золотая Орда не распалась окончательно на отдельные ханства: Сибирское, Казанское, Крымское и другие. Размышляя об этом длительном противостоянии, А.С.Пушкин заметил: «Русские необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощённую Русь и возвратились в степи своего Востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной Россией…».
     Несмотря на то, что к «образующемуся просвещению» на Западе Россия присоединится нескоро, в духовном смысле она была гораздо выше. Чтобы не смотреть на «другие народы и государства» снизу вверх, вспомним ещё одно замечание Пушкина: «Европа в отношении России была столь же невежественна, как и неблагодарна».
     Куликовская битва оставила такие великие литературные памятники, как «Сказание о Мамаевом побоище» и «Задонщина», на которых воспитывалось не одно поколение русских людей. И главный пафос Куликовской битвы не в том, что Русь победила Мамая, а в том, что до этой великой победы она победила не меньшее зло внутри себя, а именно – пагубное себялюбие и разброд и стала искать свою самобытность на пути к единомыслию. И высшим, духовным проявлением этого процесса стало почитание в ту эпоху на Руси Святой Троицы, в основе которой – глубокая богословская идея. Но есть в этом образе и то, что русский народ буквально выстрадал и принял как озарение. Это, конечно, идея единения на основе любви по образу Божественной Троицы. Главный пафос проповеднической и подвижнической жизни Сергия Радонежского заключался именно в том, чтобы сделать эту идею основным религиозным чувством каждого верующего человека. Поэтому его Троицкий монастырь – молчаливый проповедник братской любви и единства.
     Великий иконописец, преподобный Андрей Рублёв, написавший «Троицу» через 20 лет после кончины преподобного Сергия, запечатлел в ней всё то, что составляло основу религиозной проповеди великого Игумена земли Русской. Завершая этот короткий рассказ о подвиге двух великих святых русской земли, предоставим слово замечательному русскому философу Е.Н.Трубецкому, который сказал об иконе Андрея Рублёва: «В иконе выражена основная мысль всего иноческого служения Преподобного. О чём говорят эти грациозно склонённые книзу головы трёх ангелов и руки, посылающие благословение на землю? И отчего их как бы снисходящие к чему-то низлежащему любвеобильные взоры полны глубокой, возвышенной печали? Глядя на них, становится очевидным, что они выражают слова первосвященнической молитвы Христовой, где мысль о Святой Троице сочетается с печалью о томящихся внизу людях. «Я уже не в мире, но они в мире, а Я к Тебе иду. Отче Святый! Соблюди их во имя Твое, тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы» (Ин. 17, 11). Это та самая мысль, которая руководила св. Сергием, когда он поставил собор св. Троицы в лесной пустыни, где выли волки. Он молился, чтобы этот зверообразный, разделённый ненавистью мир преисполнился той любовью, которая царствует в Предвечном Совете живоначальной Троицы. А Андрей Рублёв явил в красках эту молитву, выразившую и печаль, и надежду св. Сергия о России».

Пётр БАРАНОВСКИЙ